Цаатанские оленеводы

Мне нужно было отдохнуть от Улан-Батора. Столица Монголии, самая холодная в мире, страдает от угольной пыли зимой и строительного мусора круглый год. Это было летом 2016 года, и после года преподавания английского языка и написания внештатных статей я был готов к переменам. Когда моя коллега Анудари предложила поездку в тайгу, я с радостью и без колебаний присоединился к ней. Тайга — это обширный сибирский лес, простирающийся в Монголию из России. Самый известный район находится за озером Хёвсгёль в самой северной части страны, где проживает народ цаатан. Эту отдаленную группу кочевых оленеводов часто романтически называют «мистической», «нетронутой» и даже «затерянным племенем» с добавлением описания «очень фотогеничности».

Бацориг умело провел нас через пробки Улан-Батора на редко используемое асфальтированное шоссе. Когда мы направились на запад, небо расширилось, и пейзаж открылся во всех направлениях. Батзориг, американец монгольского происхождения, который часто путешествовал по сельской местности со своей семьей, был особенно взволнован этой поездкой. Посещение Цаатана всегда было в его списке желаний, и он описал это как волшебный опыт, который бывает раз в жизни. Я был настроен более скептически. Цаатаны, как и алтайские охотники на орлов, часто фигурируют в монгольских рассказах о путешествиях, поскольку идея выпаса оленей в обширной звездной пустыне, несомненно, романтична. Удаленность места их обитания автоматически превращает любого посетителя в искателя приключений. Меня беспокоила романтизация, патернализм и тонкая эксплуатация, заложенные в эти повествования. Несмотря на мои сомнения, я не мог не испытывать восторга от путешествия.

Тайга

На протяжении веков цаатаны пасли оленей в тайге, сначала в своей родной Туве, российской республике, а затем в Монголии после перекройки границ под советским влиянием в 1944 году. Сегодня лишь несколько сотен продолжают этот традиционный образ жизни. . Поскольку поисковые системы открывают все больше скрытых уголков мира, Цаатан стал туристической достопримечательностью. Туристические компании предлагают приключенческие пакеты в тайге, позволяющие посетителям погрузиться в культуру цаатанов, доить оленей, делать сыр, собирать кедровые орехи и спать в орцах, традиционных палатках в форме вигвама. Однако добраться до Цаатана — непростая задача. Тайга исключительно отдаленна даже по монгольским меркам. Поскольку в стране практически нет дорог, путешествия по суше медленны и трудны. Густой лес можно преодолеть только верхом на лошади. Это путешествие, в котором само путешествие составляет значительную часть опыта: мы проведем с Цаатаном восемь дней, включая два дня путешествия. После нескольких дней езды мы прибыли в Мёрён, пыльный фанерный городок, где договорились о том, что водитель, гид, провизия и лошади встретят нас на опушке леса, и всё это за 150 долларов на человека. Никто не спрашивал, умеем ли мы ездить верхом; Главной проблемой был вес — как наш, так и наших перегруженных сумок. Монгольские лошади маленькие и могут нести всего около 200 фунтов. Эти полудикие лошади, привыкшие постоять за себя в степи, отвечают всего на одну команду: «чу», что означает «иди быстрее».

Когда мы ехали на север от Мерона, у меня было еще два дня, чтобы поразмыслить над своими минимальными навыками верховой езды. Дождь лил непрестанно, и наш старый фургон боролся с волнами грязи. Я спрятался сзади, пытаясь побороть тошноту. Когда мы достигли тайги, небо прояснилось и стало ярко-голубым. Лес появился внезапно, густая стена из сосен и лиственниц. Наш цаатанский хозяин, Батбаяр Давааджав, ждал нас с лошадьми. Хотя близлежащие горы были засыпаны снегом, наша дорога большей частью была болотистой. Лошади спотыкались по болоту, как пьяные. После нескольких часов борьбы с грязью и пересечения бурлящих рек мы наконец добрались до лагеря в темноте. Озеро отражало восходящую луну, а вокруг семейного орца на тонких ногах стояли олени. Небо было усеяно падающими звездами. «Черт», — подумал я. «На самом деле это может быть немного волшебно».

Дома с Цаатаном

«Цаатан — это не «неизведанное племя», — предупреждает сайт пастушеского сообщества. Действительно, они знакомы с Интернетом (хотя их сайт в настоящее время не работает). Термин «Цаатан» означает «люди с оленями» на монгольском, а не на их родном языке. Пастухи называют себя Духха. «Вы не будете первым или последним посетителем, которого они приняли», — подчеркнули на сайте. «Это современные люди, которые приветствовали гостей со всего мира». По пути к лагерю Болда мы встретили еще нескольких посетителей, их нейлоновые куртки ярко выделялись на фоне темнеющего леса. Наши гиды обменялись теплыми приветствиями, а иностранцы напряженно кивнули, считая друг друга злоумышленниками. Мы продолжили путь, сделав вид, что не заметили встречу. По прибытию в лагерь стало ясно, что единственное затерянное племя в тайге – это мы, туристы. Вооружившись картами и GPS, мы были готовы к физической удаленности, но у нас не было инструментов, позволяющих ориентироваться в культурных дислокациях. Это было не просто неловко, но и потенциально опасно. Тайга — суровая среда, переохлаждение представляет реальную угрозу даже в августе. Среди резных безделушек Болд демонстрировал медвежьи и волчьи зубы, а российская пограничная полиция время от времени останавливалась в поисках сбежавших заключенных. Обширная дикая местность казалась угрожающей; единственный способ войти или выйти был верхом на лошади через непроходимые болота. Я с дискомфортом осознал, что, несмотря на весь свой опыт путешествий, я не привнес в ситуацию ничего полезного, кроме позитивного настроя.

Миф и воспоминания

Рассказывание историй — это зеркало, отражающее на нас язык, который мы используем, чтобы описать других. Такие термины, как мистический, потерянный, эксплуатируемый или находящийся под угрозой исчезновения, применительно к Цаатану, также намекают на нашу роль в повествовании. Являемся ли мы смелыми исследователями, самодовольными сомневающимися или, возможно, просто комическим персонажем? После возвращения из тайги эти мысли тяготили меня. Даже спустя годы я размышляю о них каждый раз, когда пишу. Недавно мои мысли вернулись к этому путешествию по разным причинам — в основном из-за клаустрофобии. Пандемия коронавируса сжала жизнь до границ стен и экранов, заставляя меня тосковать по бескрайним просторам монгольского ландшафта. В настоящее время это далекая мечта: Монголия закрыта для международных поездок с марта, чтобы предотвратить распространение вируса. Я испытываю облегчение, учитывая, что около трети монголов, как и Батболд, являются кочевниками-скотоводами вдали от медицинских учреждений. Мои воспоминания о поездке, надо признать, романтические, может быть, даже волшебные. Я вспоминаю вкус чая с оленьим молоком и холодные утра, когда даже кальсоны из верблюжьей шерсти не могли согреть меня. Я помню неустойчивое ощущение езды на оседланном олене, ночное небо, сияющее желтым светом под полной луной, и жену Бэтболда, смеявшуюся над моим неуклюжим умением обращаться с ножом, пока мы готовили. Дети, забирающиеся на меня для катания на спине, и теплая улыбка Бэтболда, когда он прощается с нами, приглашая нас когда-нибудь вернуться. Тот малыш, которого я помню, сейчас, должно быть, приближается к школьному возрасту. Она не вспомнит ни меня, ни других путешественников, посетивших ее тем летом. И все же мне интересно, как бы она описала нас, загадочных посетителей, которые даже не знали, как пользоваться ванной. Возможно, она использовала те же слова, которые мы использовали в отношении ее семьи перед нашим визитом. Я совершенно уверен, что одно из этих слов будет «потеряно».